Купил давеча огромного живого карпа. Радостно принёс его домой, жене предъявил. Она говорит:
– Сам с ним возись, я к нему не притронусь!
– Да у меня хуже получается. У тебя вкуснее!
– Тогда ты сначала его убей, а я приготовлю. Я не могу живую рыбу готовить.
– Но ты ведь сколько раз карпов жарила!
– Антон, – шумит Нина, – ты что, не знаешь, я никогда живую рыбу не покупаю! Те все были дохлые! Вот сам его почисти, а я, так и быть, всё остальное сделаю.
– Хорошо, хорошо.
Жена взяла карпа и в таз с водой запустила. Я нацепил фартук – думаю, покажу класс разделки рыбы! Короче, полез за рыбиной в таз. Карп, собака, из рук выворачивается, скользкий и очень уж живой. Всё же вынул его, на стол положил, в руку взял нож. Карп дёргается, изгибается, рот разевает, глаза пучит. Ну на фиг, думаю. Лучше я его молотком по голове. А то живое резать – это уж садизм. Ору жене:
– Принеси молоток!
– А карп живой ещё? – кричит жена из комнаты, в кухню боится заходить на смертоубийство смотреть.
– Да.
– Не могу! Как помрёт, зови.
Сходил за молотком. Пока ходил, карп плюхнулся с разделочного стола в раковину. Кот на шум прибежал, рыбу трогает лапой. Примерялся, я примерялся. Бли-и-н! Не могу живое создание вот так хладнокровно умертвить! Ладно бы, я его в речке выловил, дня три поголодав… В результате рыбина уже третий день плавает в ванной и хлеб накрошенный ест. А когда мыться надо, мы карпа в таз с водой сажаем. Кот теперь, чуть щёлочку оставишь, в ванную пробирается и торчит там, интересуется обитателем рек.
– Ты его, – язвит жена, – Мардарием назови и корми до старости.
Теперь вот надеюсь, что карп хоть когда-нибудь скончается. Сам. И зачем я его купил, болван?
А жена мне теперь припоминает историю с уколами. Я умею делать уколы. Нина моя как-то раз сильно заболела. Надо было ей делать внутримышечно инъекции. Понятно, я крылился: «Я-а, струя-а, уколю, делов-то! На фиг нам медсестра, ты дважды в сутки не будешь в таком состоянии по поликлиникам разъезжать!» Как до дела дошло, я забоялся. Жена на животе лежит, а я всё решиться не могу в родное тело иголку всадить. Милая меня подбадривает, подбадривает, потом ей смешно становится, начинает хохотать. «Ты, – говорит, – лицо своё видел бы! Такой страх и такая сосредоточенность!» Короче, жена меня видит в зеркале и смеётся. Из-за этого то, куда надо вкачать лекарство, трясётся, и я тем более не могу шприц воткнуть. И мне всякий раз приходилось себя к этому готовить. Еду в автобусе с работы и себя настраиваю: «Приеду, сделаю укол. Это не страшно. Если не я, то кто? Приеду и сделаю. Это не страшно…»
Короче, я понял: охотником мне никогда не быть!